“Суд” для Декабристов
Сразу же после восстания на Сенатской площади, в ночь на 15
декабря в Петербурге начались аресты. Декабристов возили на допрос
непосредственно к самому Николаю I в Зимний дворец из которого, по меткому
выражению Декабриста Захара Чернышева, в эти дни “устроили съезжую”. Николай
сам вступал в роли следователя и допрашивал арестованный (в комнатах
Эрмитажа). После допросов “государственных преступников” отсылали в
Петропавловскую крепость, в большинстве случаев с личными записочками царя,
где указывалось, в таких условиях должен содержаться данный арестант.
Декабрист Якушкин был, например, прислан со следующей царской запиской:
“Присылаемого Якушкина заковать в ножные и ручные железа; поступать с ним
строго и не иначе содержать, как злодея”.
Следствие было сосредоточено не на идеологии декабристов, не
на их политических требованиях, а на вопросе цареубийства.
Поведение декабристов на следствии было различно. Многие ив
них не проявили революционной стойкости, потеряли почву под ногами, каялись,
плакали, выдавали товарищей. Но были случаи и личного геройства, отказа давать
показания и выдавать заговорщиков. В числе стойких и державших себя с
достоинством были Лунин, Якушкин, Андреевич 2-й, Петр Борисов, Усовский, Ю.
Люблинский и другие. Пестель сначала отвечая на все вопросы полным отрицанием:
“Не принадлежа к здесь упоминаемому обществу и ничего не знав о его существовании,
тем еще менее могу сказать, к чему стремится истинная его цель и какие
предполагало оно меры к достижению оной”, — отвечал он, например, на вопрос о
цели тайного общества. Позже, многими выданный, он был вынужден давать,
подробные ответы.
“Я никем не был принят в число членов тайного общества, но
сам присоединился к оному, — гордо отвечает следователям декабрист Лунин. —
Открыть имена их [членов] почитаю противным моей совести, ибо должен бы был
обнаружить Братьев и друзей”.
Замечательно одно место следственного дела Михаила Орлова.
Даже под арестом, во время допросов, прорвалась у него внезапно мысль о том,
что восстание могло бы победить при других обстоятельствах. На вопрос, почему
он не выдал заговорщиков, хотя знал об их планах и даже в самое последнее
время, Михаил Орлов ответил: “Теперь легко сказать: “Должно было донести”, ибо
все известно и преступление совершилось. Но тогда не позволительно ли мне
было, по крайней мере, отложить на некоторое время донесение. Но, к нещастию
их, обстоятельства созрели прежде их замыслов и вот отчего они пропали”.
Набранные курсивом слова Николай I дважды подчеркнул, а над словами “но к
нещастию” поставил одиннадцать восклицательных знаков, причем справа, на полях
около этого места поставил еще один, дополнительный — двенадцатый —
восклицательный знак огромного размера.
Но вместе с тем многие следственные дела декабристов содержат
многочисленные покаянные обращения к царю и членам комиссии, слезливые письма
раскаявшихся “преступников”, клятвы заслужить, прощение. Почему так много
членов общества не проявили стойкости? Ответ представляется ясным. За
заключенными в Петропавловской крепости участниками восстания 14 декабря не
стояло революционного класса. За стенами тюрьмы они не чувствовали опоры, и
многие упали духом. В тюрьме происходили и случаи самоубийства (так, разбил
себе голову о стену тюремной камеры декабрист Булатов). Заковывание “в железа”
было формой физической пытки (других форм, по-видимому, не применяли), но не
менее тяжелы были и моральные пытки — запугивание, обнадеживание, влияние на
семью, угрозы смертной казни и пр.
Царские власти были заинтересованы в широком оповещении
дворянского общества о якобы “глубоком раскаянии” заключенных, признающих-де
ошибочность выступления и восхваляющих милосердие царской власти. Между прочим,
для этой цели широко распространялся через полицию и губернскую администрацию
один документ, представлявший собой объединение трех писем — предсмертного
письма Рылеева к жене, письма декабриста Оболенского к отцу и покаянного
письма Якубовича, также к своему отцу. Все три письма распространялись
правительством официальным путем: об этом ярко свидетельствует особое “дело”
канцелярии петербургского гражданского губернатора, в котором эти покаянные
письма аккуратно подшиты к официальным сообщениям о следствии и суде,
выдержкам из сенатских ведомостей и пр.
Во время следствия очень быстро — при первых же вопросах —
прозвучало имя А. С. Пушкина. Открылось, какое огромное значение имели для
декабристов его стихи. Немало вольнодумных стихов — Рылеева, Языкова и других
известных и безвестных поэтов -- нашлось при обыске и было записало при
допросах. Открылись неизвестные армейские поэты (Жуков и др.) сочинявшие стихи
в подражание Пушкину и Рылееву.
Николай I особенно боялся стихов; они могли легко
распространиться, их могли списать или запомнить наизусть даже писцы
Следственной комиссии. Поэтому во время следствия царь отдал приказ, который
никогда не забудет история русской литературы: “Из дел вынуть и сжечь все возмутительные
стихи”. Приказ был выполнен, стихи были сожжены; среди них, вероятно, было
много произведений, так и оставшихся нам не известными, немало и пушкинских
стихов. Случайно уцелела запись лишь одного пушкинского стихотворения “Кинжал”.
Его записал на память по требованию следствия декабрист Громнитский (член
Общества соединенных славян). Бестужев-Рюмин, показал он, “в разговорах своих
выхвалял сочинения Александра Пушкина и прочитал наизусть одно... не менее
вольнодумное. Вот оно...” Далее следовал записанный наизусть текст пушкинского
“Кинжала”. Его не удалось “вынуть и сжечь” согласно царскому приказу: он
расположился на двух смежных страницах показаний, обороты которых были заняты
важными текстами допроса, не подлежавшими уничтожению. Тогда военный министр
Татищев, председатель Следственной комиссии, все же нашел выход из положения:
он густо зачеркнул текст пушкинских стихов, в начале и конце поставив “скрепу”
следующего содержания: “С высочайшего соизволения вымарал военный министр
Татищев”.
“В теперешних обстоятельствах нет никакой возможности ничего
сделать в твою пользу, — писал Жуковский поэту, томившемуся в ссылке в
Михайловском. — Ты ни в чем не замешан, это правда. Но в бумагах каждого из
действовавших находятся стихи твои. Это худой способ подружиться с
правительством”.
Никакого суда над декабристами в сущности не было. Пародия на
суд происходила при закрытых дверях, в глубокой
тайне. Вызываемым декабристам спешно предлагали засвидетельствовать их подписи
под показаниями на следствии, после чего читали заранее заготовленный приговор
и вызывали следующий “разряд”. “Разве нас судили? — спрашивали потом
декабристы. — А мы и не знали, что это был суд...”
Пятеро декабристов были поставлены “вне разрядов” и
приговорены к четвертованию. Но Николай заменил четвертование повешением.
Выписка из протокола Верховного уголовного суда от 11 июля
1826 г. гласила: “Сообразуясь с высокомонаршим милосердием, в сем деле
явленным... Верховный Уголовный суд по высочайше предоставленной ему власти
приговорил: вместо мучительной смертной казни четвертованием, Павлу Пестелю,
Кондратию Рылееву, Сергею Муравьеву-Апостолу, Михаиле Бестужеву-Рюмину и Петру
Каховскому приговором суда определенной, сих преступников, за их тяжкие
злодеяния, повесить”.
В ночь на 13 июля на кронверке Петропавловской крепости при
свете костров устроили виселицу и рано утром вывели заключенных декабристов из
крепости для совершения казни. На груди у приговоренных к повешению висели
доски с надписью: “Цареубийца”. Руки и ноги были у них закованы в тяжелые
кандалы. Пестель был так изнурен, что не мог переступить высокого порога
калитки, — стража вынуждена была приподнять его и перенести через порог.
Утро было мрачное и туманное. В некотором отдалении от места
казни собралась толпа народа.
Начальник кронверка позже рассказывал: “Когда отняты были
скамьи из-под ног, веревки оборвались и трое Преступников... рухнули в яму,
прошибив тяжестью своих тел и оков настланные над ней доски. Запасных веревок
не было, их спешили достать в ближайших лавках, но было раннее утро, все было
заперто, почему исполнение казни промедлилось. Однако операция была повторена и
на этот раз совершилась удачно”. К этому страшному рассказу можно добавить
цинически лаконичное “всеподданнейшее донесение” санкт-петербургского
генерал-губернатора Голенищева-Кутузова, где указаны имена сорвавшихся с
виселицы: “Экзекуция кончилась с должной тишиной и порядком, как со стороны
бывших в строю войск, так и со стороны зрителей, которых было немного. По
неопытности наших палачей и неумению устраивать виселицы при первом разе трое,
а именно: Рылеев, Каховский и Муравьев — сорвались, но вскоре были опять
повешены и получили заслуженную смерть. О чем вашему величеству всеподданнейше
доношу”.
Всех прочих заключенных декабристов вывели во двор крепости и
разместили в два каре: в одно — принадлежавших к гвардейским полкам, в другое
— прочих. Все приговоры сопровождались разжалованием, лишением чинов и
дворянства: над осужденными ломали шпаги, срывали с них эполеты и мундиры и
бросали в огонь пылающих костров.
Моряков-декабристов отвезли в Кронштадт и в то утро исполнили
над ними приговор разжалования на флагманском корабле адмирала Кроуна. Мундиры
и эполеты были с них сорваны и брошены в воду. “Можно сказать, что первое
проявление либерализма старались истреблять всеми четырьмя стихиями — огнем,
водою, воздухом и землею”,— пишет
в своих воспоминаниях декабрист В.И. Штейнгель.
Свыше 120 человек декабристов было сослано на разные сроки в
Сибирь, на каторгу или поселение. Разжалованные в рядовые были сосланы на
Кавказ. Были декабристы, побывавшие и в Сибири, и на Кавказе (Лорер, Одоевский
и др.): по отбытия известного срока наказания в Сибири они в качестве “милости”
были определены рядовыми в Кавказскую армию где производились военные
действия. Их посылали под пули.
К числу казненных надо прибавить насмерть запоротых
солдат-декабристов, иные из которых были прогнаны сквозь строй 12 раз, т. е.
получили 12 тысяч шпицрутенов. В числе этих солдат были рядовые Саратовского
пехотного полка (из бывших семеновцев) Федор Николаевич Анойченко и Федор
Николаев, солдаты Черниговского полка Алимпий Борисов и Дрокопий Никитин,
фельдфебель Черниговского полка Михей Шутов и другие.
Часть солдат-декабристов была прогнана сквозь строй меньшее
количество раз, менее активнее были лишены знаков отличия и сосланы на Кавказ;
туда же был отправлен и весь штрафной Черниговский полк. Существовало мнение,
что на каторгу в Сибирь солдаты — участники восстания не ссылались, но не так
давно в сибирских архивах были отысканы документы, показывающие, что некоторые
солдаты были сосаны в Сибирь, причем начальство принимало все меры, чтобы они
не столкнулись там с сосланными декабристами.
Список литературы
М.В. Нечкина “Следственное дело декабристов”, изд. Мысль,
М., 1982г.
М.В. Нечкина “Кризис
Южного общества декабристов”, изд. Историк-марксист, 1935 г.
3. М.В. Нечкина
“Декабристы”, изд. Наука, М., 1983.
