|
Список рефератов по историиОпричнина
Министерство общего и профессионального образования Российской Федерации
Ульяновский Государственный Технический Университет
Кафедра истории и культуры.
Реферат
Опричнина. Ее сущность, реализация, последствия.
Подготовил студент группы ИДРд-12
Кропотин Алексей
Проверил: к. и. н. Доцент Маслова
Мария Ивановна
Оценка руководителя
реферата:
Ульяновск 1999
Содержание
1.Введение
2.Основная часть
. Иван Грозный. Первые годы правления.
. Указ об опричнине.
. Жизнь Ивана IV в слободе.
. Опричнина и земщина.
. Назначение опричнины.
. Противоречие в строе государства.
. Бесцельность опричнины
. Суждение о ней современности.
3.Заключение
4.Список использованной литературы
Введение
Подходило к концу правление Василия III. Он умер в 1533 г., оставив
наследником трехлетнего сына Ивана при регентше- матери Елене Васильевне
(из рода князей Глинских). Вскоре, пять лет спустя, великий князь потерял и
родительницу. Правитель-мальчик, наделенный умом смышленым, насмешливый и
ловкий, с ранних лет чувствовал себя сиротой, обделенным вниманием.
Окруженный пышностью и раболепием во время церемоний, в повседневной жизни
во дворце он тяжело переживал пренебрежение бояр и князей, равнодушие и
обиды окружающих. К этому прибавилась ожесточенная борьба за власть
боярских группировок Глинских и Бельских, Шуйских и Воронцовых. Позднее,
уже в зрелые годы, царь Грозный не мог забыть свои детские невзгоды:
«Бывало, мы играем в детские игры, а князь Иван Васильевич Шуйский сидит на
лавке, опершись локтем на постель нашего отца и, положив ногу на стул, а на
нас не смотрит».
В такой обстановке рос великий князь. Уже в те годы в его характере
формируются непривлекательные черты: пугливость и скрытность, мнительность
и трусливость, недоверчивость и жестокость. Наблюдая сцены междоусобий и
расправ, он и сам, взрослея, входит во вкус – отдает, например своим псарям
приказ затравить неугодного ему князя Андрея Шуйского.
Молодого великого князя возмущали неправедные дела бояр в городах и
волостях – захваты крестьянских земель, взятки, судебные штрафы и прочее.
От их лихоимства страдали «черные люди» – крестьяне и ремесленники, и
главное (в глазах Ивана IV), казна, порядок и спокойствие в государстве.
Первые годы правления.
Борьба бояр и княжат продолжалась. Шуйских сменили Воронцовы и Кубенские, а
их – Глинские, родственники великого князя по матери. Распри вельмож-
правителей, разгул и притеснения вызвали общее недовольство крестьян,
посадских людей, дворян, значительной части боярства и духовенства. С
надеждой многие смотрели на Ивана IV. Когда он вошел в «возраст», его
венчали на царство. В январе 1547 г., когда Ивану было 16 лет, его
короновали в Успенском соборе Московского Кремля. По «чину венчания»,
составленному митрополитом Макарием, убежденным сторонником единодержавия
московского государя, Иван Васильевич стал именоваться «царем и великим
князем всея Руси». Его власть, как подчеркивалось, имеет божественное
происхождение. Тем самым повышался авторитет российского правителя, род
которого, как тогда считали московские политики, восходит к Августу,
преемнику Юлия Цезаря. От имени последнего идет титул «царь».
В следующем месяце молодой царь женился на Анастасии Романовне Юрьевой,
дочери окольничего Романа Юрьевича Захарьина-Юрьева. Новые родственники
царя, появившиеся при дворе и получившие высокие чины и должности,
митрополит Макарий, их сторонники из бояр и князей вскоре объединилась
против Глинских, возглавивших правительство. Представился и подходящий
случай.
Летом 1547 г. в Москве вспыхнуло восстание. 21 июня огромный пожар почти
дотла спалил деревянную столицу – сгорело 25 тысяч дворов, остались без
крова 80 тысяч москвичей, почти все ее население, 1700 человек погибли.
Начавшиеся эпидемия и голод косили людей. Поползли слухи: «Москву-де
подожгли Глинские, а бабка царя Анна Глинская колдовала: вынимала сердца
человеческие и клала их в воду да тою водою, ездя по Москве, кропила, и
оттого Москва выгорала». Подобный оборот событий оказался выгоден для
Захарьиных и их сторонников.
Падение правительства ускорило выступление простых москвичей. 26 июня они
собрались на вече, и по его решению восставшие двинулись в Кремль, схватили
и убили одного из Глинских – дядю царя боярина князя, Юрия Васильевича, его
брат Михаил Васильевич Глинский успел бежать из столицы. Дворы ненавистных
правителей подверглись разгрому.
Царь Иван, уехавший из-за пожара из Москвы, отсиживался в подмосковном селе
Воробьеве (на Воробьевых горах). Сюда 29 июня явились восставшие,
вооруженные, чем попало, и потребовали у царя отдать им на расправу Анну и
Михаила Глинских. Иван уговаривал прекратить восстание, уверял, что
Глинских у него нет. Москвичи, поверив ему, ушли в город. Восстание вскоре
утихло. Память о нем Иван IV сохранил на всю жизнь:
- От этого вошел страх в душу мою и трепет в кости мои, и смирился дух мой.
Восстание привело к падению правительства Глинских и приходу к власти
Захарьиных.
Указ об опричнине.
Для расправы с изменниками и ослушниками царь предложил учредить
опричнину. Это был особый двор, какой образовывал себе царь, с особыми
боярами, с особым дворецкими, казначеями и прочими управителями, дьяками,
всякими приказными и дворовыми людьми, с целым придворным штатом. Летописец
усиленно ударяет на это выражение «особной двор», на то, что царь
приговорил все на этом дворе «учините себе особно». Из служилых людей он
отобрал в опричнину тысячу человек, которым в столице на посаде за стенами
Белого города, за линией нынешних бульваров, отведены, были улицы
(Пречистенка, Сивцев вражек, Арбат и левая от города сторона Никитской) с
несколькими слободами до Новодевичьего монастыря; прежние обыватели этих
улиц и слобод из служилых и приказных людей были выселены из своих домов в
другие улицы московского посада. На содержание этого двора, «на свой
обиход» и своих детей, царевичей Ивана и Федора, он выделил из своего
государства до 20 городов с уездами и несколько отдельных волостей, в
которых земли розданы, были опричникам, а прежние землевладельцы выведены
были из своих вотчин и поместий и получали земли в неопричных уездах. До 12
тысяч этих выселенцев зимой с семействами шли пешком из отнятых у них
усадеб на отдаленные пустые поместья, им отведенные. Эта выделенная из
государства опричная часть не была цельная область, сплошная территория,
составилась из сел, волостей, городов, даже только частей иных городов,
рассеянных там и сям, преимущественно в центральных и северных уездах
(Вязьма, Козельск, Суздаль, Галич, Вологда, Старая Руса, Кагрополь и
другие; после взята в опричнину Торговая сторона Новгорода). «Государство
же свое Московское», т. е. всю остальную землю, подвластную московскому
государю, с ее воинством, судом, управой царь приказал ведать и всякие дела
земские делать боярам, которым велел быть « в земских», и эта половина
государства получила название земщины. Все центральные правительственные
учреждения, оставшиеся в земщине, приказы, должны были действовать по-
прежнему, «управу чинить по старине», обращаясь по всяким важным земским
делам в думу земских бояр, которая правила земщиной, докладывая государю
только о военных и важнейших земских делах. Так все государство разделялось
на земщину и опричнину: во главе второй непосредственно встал сам царь, не
отказываясь и от верховного руководительства думой земских бояр. «За подъем
же свой», т. е. на покрытие издержек по выезду из столицы, царь взыскал с
земщины как бы за служебную командировку по ее делам подъемные деньги – 100
тысяч рублей (около 6 миллионов рублей на наши деньги 1993г.) так изложила
старая летопись не дошедшей до нас «указ об опричнине», по-видимому,
заранее заготовленный еще в Александровской слободе и прочитанный на
заседании государственного совета в Москве. Царь спешил: не медля, на
другой же день после этого заседания, пользуясь предоставленным ему
полномочием, он принялся на изменников своих опалы класть, а иных казнить,
начав с ближайших сторонников беглого князя Курбского; в один этот день
шестеро из боярской знати были обезглавлены, а седьмой посажен на кол.
Жизнь в слободе.
Началось устроение опричнины. Прежде всего, сам царь, как первый опричник,
поторопился выйти из церемонного, чинного порядка государевой жизни,
покинул свой наследственный кремлевский дворец, перевезся на новое
укрепленное подворье, которое велел построить себе где-то среди своей
опричнины, между Арбатом и Никитской, в то же время приказал своим опричным
боярам и дворянам ставить себе в Александровской слободе дворы, где им
предстояло жить, а также здания правительственных мест, предназначенных для
управления опричниной. Скоро он и сам поселился там же, а в Москву стал
приезжать «не на великое время». Так возникла среди глухих лесов новая
резиденция, опричная столица с дворцом, окруженным рвом и валом, со
сторожевыми заставами по дорогам. В этой берлоге царь устроил дикую
пародию монастыря, подобрал три сотни самых отъявленных опричников, которые
составляли братию, сам принял звание игумена, а князя Афанасия Вяземского
облек в сан келаря, покрыл этих штатных разбойников монашескими скуфейками,
черными рясами, сочинил общежительный устав, сам с царевичами по утрам
лазил на колокольню звонить к заутрене, в церкви читал и пел на клиросе и
клал такие земные поклоны, что со лба его не сходили кровоподтеки. После
обедни за трапезой, когда веселая братия объедалась и опивалась, царь за
аналоем читал поучения отцов церкви о посте и воздержании, потом одиноко
обедал сам, после обеда любил говорить о законе, дремал или шел в застенок
присутствовать при пытки заподозренных.
Опричнина и земщина.
Опричнина при первом взгляде на нее, особенно при таком поведении царя,
представляется учреждением, лишенным всякого политического смысла. В самом
деле, объявив в послании всех бояр изменниками и расхитителями земли, царь
оставил управление землей в руках этих изменников и хищников. Но и у
опричнины был свой смысл, хотя и довольно печальный. В ней надо различать
территорию и цель. Слово опричнина в 16 веке было уже устарелым термином,
который тогдашняя московская летопись перевела выражением особный двор. Не
царь Иван выдумал это слово, заимствованное из старого удельного языка. В
удельное время так назывались особые выделенные владения, преимущественно
те, которые отдавались в полную собственность княгиням-вдовам, в отличие от
данных в пожизненное пользование, от прожитков. Опричнина царя Ивана была
дворцовое хозяйственно-административное учреждение, заведовавшее землями,
отведенными на содержание данного двора. Подобное учреждение возникло у нас
позднее, в конце 18 века, когда император Павел законом 5 апреля 1797 г. об
императорской фамилии выделил «из государственных владений особые
недвижимые имения» в количестве свыше 460 тысяч душ крестьян мужского пола,
состоявшие «в государственном исчислении под наименованием дворцовых
волостей и деревень» и получившее название удельных. Разница была лишь в
том, что опричнина с дальнейшими присоединениями захватила чуть не половину
всего государства, тогда как в удельное ведомство императора Павла вошла
лишь 1/38 тогдашнего населения империи. Сам царь Иван смотрел на
учрежденную им опричнину, как на свое частное владение, на особый двор или
удел, который он выделил из состава государства; он предназначал после себя
земщину старшему своему сыну как царю, а опричнину – младшему, как
удельному князю. Есть известие, что во главе земщины поставлен был крещеный
татарин, пленный казанский царь Едигер-Семеон. Позднее, в 1574 г., царь
Иван венчал на царство другого татарина, касимовского хана Саина-Булата, -
в крещении Симеона Бекбулатовича, дав ему титул государя великого князя
всея Руси. Переводя этот титул на наш язык, можно сказать, что Иван
назначал того и другого Симеона председателями думы земских бояр. Симеон
Бекбулатович правил царством два года, потом его сослали в Тверь. Все
правительственные указы писались от имени этого Симеона как настоящего
всероссийского царя, а сам Иван довольствовался скромным титулом государя
князя, даже не великого, а просто князя московского, не всея Руси, ездил к
Симеону на поклон, как простой боярин, и в челобитных своих к Симеону
величал себя князем московским Иванцом Васильевым, который бьет челом «с
своими детишками», с царевичами. Можно думать, что здесь не все –
политический маскарад. Царь Иван противопоставлял себя как князя
московского удельного государю всея Руси, стоявшему во главе земщины;
выставляя себя особым, опричным князем московским, Иван как будто
признавал, что вся остальная Русская земля составляла ведомство совета,
состоявшего из потомков ее бывших властителей, князей великих и удельных,
из которых состояло высшее московское боярство, заседавшее в земской думе.
После Иван переименовал опричнину во двор, бояр и служилых людей, опричных
в бояр и служилых людей дворовых. У царя в опричнине была своя дума, «свои
бояре»; опричной областью управляли особые приказы, однородные со старыми
земскими. Дела общегосударственные, как бы сказать имперские, вела с
докладом царю земская дума. Но иные вопросы царь приказывал обсуждать всем
боярам, земским и опричным, и «бояре обои» ставили общее решение.
Назначение опричнины.
Но, спрашивается, зачем понадобилась эта реставрация или эта пародия удела?
Учреждению с такой обветшалой формой и с таким архаичным названием царь
указал небывалую дотоле задачу: опричнина получила значение политического
убежища, куда хотел укрыться царь от своего крамольного боярства. Мысль,
что он должен бежать от своих бояр, постепенно овладевала его умом, стала
его безотвязной думой. В духовной своей, написанной около1572 г., царь
пресерьезно изображает себя изгнанником, скитальцем. Здесь он пишет: «По
множеству беззаконий моих распростерся на меня гнев божий, изгнан я боярами
ради их самовольства из своего достояния и скитаюсь по странам». Ему
приписывали серьезное намерение бежать в Англию. Итак, опричнина явилась
учреждением, которое должно было ограждать личную безопасность царя. Ей
указана была политическая цель, для которой не было особого учреждения в
существовавшем московском государственном устройстве. Цель эта состояла в
том, чтобы истребить крамолу, гнездившуюся в Русской земле, преимущественно
в боярской среде. Опричнина получила назначение высшей полиции по делам
государственной измены. Отряд в тысячу человек, зачисленный в опричнину и
потом увеличенный до 6 тысяч, становился корпусом дозорщиков внутренней
крамолы. Малюта Скуратов, т. е. Григорий Яковлевич Плещеев-Бельский, родич
св. митрополита Алексия, был как бы шефом этого корпуса, а царь выпросил
себе у духовенства, бояр и всей земли полицейскую диктатуру для борьбы с
этой крамолой. Как специальный полицейский отряд опричнина получила особый
мундир: у опричника были привязаны к седлу собачья голова и метла – это
были знаки его должности, состоявшей в том, чтобы выслеживать, вынюхивать и
выметать измену и грызть государевых злодеев-крамольников. Опричник ездил
весь в черном с головы до ног, на вороном коне в черной же сбруе, потому
современники прозвали опричнину «тьмой кромешной», говорили о ней: «яко
нощь, темна». Это был какой-то орден отшельников, подобно инокам от земли
отрекшихся и с землей боровшихся, как иноки борются с соблазнами мира.
Самый прием в опричную дружину обставлен был не то конспиративной
торжественностью. Князь Курбский в своей Истории царя Ивана пишет, что царь
со всей Русской земли собрал себе «человеков, скверных и всякими злостьями
исполненных», и обязал их страшными клятвами не знаться не только с
друзьями и братьями, но и с родителями, а служить единственно ему и на этом
заставлял их целовать крест. Припомним при этом, что я сказал о
монастырском чине жизни, какой установил Иван в слободе для своей избранной
опричной братии.
Противоречие в строе государства.
Таково было происхождение и назначение опричнины. Но, объяснив ее
происхождение и назначение, все-таки довольно трудно понять ее политический
смысл. Легко видеть, как и для чего она возникла, но трудно уяснить себе,
как могла она возникнуть, как могла прийти царю самая мысль о таком
учреждении. Ведь опричнина не отвечала на политический вопрос, стоявший
тогда на очереди, не устраняла затруднения, которым была вызвана.
Затруднение создавалось столкновениями, какие возникали между государем и
боярством. Источником этих столкновений были не противоречивые политические
стремление обеих государственных сил, а одно противоречие в самом
политическом строе Московского государства. Государь и боярство не
расходились друг с другом непримиримо в своих политических идеалах, в
планах государственного порядка, а только натолкнулись на одну
несообразность в установившемся уже государственным порядком, с которой не
знали что делать, Что такое было на самом деле Московское государство в XVI
в.? Эта была абсолютная монархия, но с аристократическим управлением, т. е.
правительственным персоналом. Не было политического законодательства,
которое определяло бы границы верховной власти, но был правительственный
класс с аристократической организацией, которую признавала сама власть. Эта
власть росла вместе, одновременно и даже об руку с другой политической
силой, ее стеснявшей. Таким образом, характер этой власти не соответствовал
свойству правительственных орудий, посредством которых она должна была
действовать. Бояре возомнили себя властными советниками Государя всея Руси
в то самое время, когда этот государь, оставаясь верным воззрению удельного
вотчинника, согласно с древнерусским правом пожаловал их, как дворовых слуг
своих, в звание холопов государевых. Обе стороны очутились в таком
неестественном отношении друг к другу, которого они, кажется, не замечали,
пока оно складывалось, и с которым не знали что делать, когда его заметили.
Тогда обе стороны почувствовали себя в неловком положении и не знали, как
из него выйти. Ни боярство не умело устроиться и устроить государственный
порядок без государевой власти, к какой оно привыкло, ни государь не знал,
как без боярского содействия управиться со своим царством в его новых
пределах. Обе стороны не могли ужиться одна с другой, ни обойтись друг без
друга. Не умея не поладить, ни расстаться, они попытались разделиться -
жить рядом, но не вместе. Таким выходом из затруднительного положения и
была опричнина.
Бесцельность опричнины.
Во всяком случае, избирая тот или другой выход, предстояло действовать
против политического положения целого класса, а не против отдельных лиц.
Царь поступил прямо наоборот: заподозрив все боярство в измене, он бросился
на заподозренных, вырывая их поодиночке, но оставил класс во главе земского
управления; не имея возможности сокрушить неудобный для него
правительственный строй, он стал истреблять отдельных подозрительных или
ненавистных ему лиц. Опричники ставились не на место бояр, а против бояр,
они могли быть по самому назначению своему не правителями, а только
палачами земли. В этом состояла политическая бесцельность опричнины;
вызванная столкновением, причиной которого был порядок, а не лица, она была
направлена против лиц, а не против порядка. В этом смысле и можно сказать,
что опричнина не отвечала на вопрос, стоявший на очереди. Она могла быть
внушена царю только неверным пониманием положения боярства, как и своего
собственного положения. Она была в значительной мере плодом чересчур
пугливого воображения царя. Иван направлял ее против страшной крамолы,
будто бы гнездившейся в боярской среде и грозившей истреблением всей
царской семьи. Но действительно ли так страшна была опасность? Политическая
сила боярства и помимо опричнины была подорвана условиями, прямо или
косвенно созданными московским собиранием Руси. Возможность дозволенного,
законного отъезда, главной опоры служебной свободы боярина, ко времени царя
Ивана уже исчезла: кроме Литвы, отъехать было некуда, единственный
уцелевший удельный князь Владимир старицкий договорами обязался не
принимать ни князей, ни бояр и никаких людей, отъезжавших от царя. Служба
бояр из вольной стала обязательной, невольной. Местничество лишало класс
способности к дружному совместному действию. Поземельная перетасовка
важнейших служилых князей, производившаяся при Иване III и его внуке
посредством обмена старинных княжеских вотчин на новые, перемещала князей
Одоевских, Воротынских, Мезецких с опасных окраин, откуда они могли завести
сношения с заграничными недругами Москвы, куда-нибудь на Клязьму или на
верхнюю Волгу, в чужую среду, с которой у них не было никаких связей.
Знатнейшие бояре правили областями, но так, что своим управлением, ни в
народе, ни даже в своей сословной организации, и царь должен был знать это
лучше своих бояр. Серьезная опасность грозила при повторении случая 1553
г., когда многие бояре не хотели присягать ребенку, сыну опасно больного
царя, имея в виду возвести на престол удельного Владимира, дядю царевича.
Едва перемогавший царь прямо сказал присягнувшим боярам, что в случае своей
смерти он предвидит судьбу своего семейства при царе-дяде. Это – участь,
обычно постигавшая принцев соперников в восточных деспотиях. Собственные
предки царя Ивана, князья московские, точно так же расправлялись со своими
родичами, становившимися им поперек дороги; точно так же расправился и сам
царь Иван со своим двоюродным братом Владимиром старицким. Опасность 1553
г. многие бояре стали на сторону царевича, и династическая катастрофа могла
не состояться. В 1568 г. в случае смерти царя едва ли оказалась бы
достаточно сторонников у его прямого наследника: опричнина сплотила
боярство инстинктивно – чувством самосохранения.
Суждения о ней современников.
Без такой опасности боярская крамола не шла далее помыслов и попыток бежать
в Литву: ни о заговорах, ни о покушениях со стороны бояр не говорят
современники. Но, если бы и существовала действительно мятежная боярская
крамола, царю следовало действовать иначе: он должен был направлять свои
удары исключительно на боярство, а он бил не одних бояр и даже не бояр
преимущественно. Князь Курбский в своей Истории, перечисляя жертвы Ивановой
жесткости, насчитывает их свыше 400. Современники-иностранцы считали даже
за 10 тысяч. Совершая казни, царь Иван по набожности заносил имена
казненных в помянники (синодики), которые рассылал по монастырям для
поминовения душ покойных с приложением поминальных вкладов. Эти помянники –
очень любопытные памятники; в некоторых из них число жертв возрастает до 4
тысяч. Но боярских имен в этих мартирологах сравнительно немного, зато сюда
заносились перебитые массами и совсем не повинные в боярской крамоле
дворовые люди, подьячие , псари, монахи и монахини – «скончавшиеся
христиане мужеского, женского и детского чина, имена коих ты сам, господи,
веси», как заунывно причитает синодик после каждой группы избиенных
массами. Наконец, очередь дошла и до самой «тьмы кромешной»: погибли
ближайшие опричные любимцы царя – князь Вяземский и Басмановы, отец с сыном
Глубоко пониженным, сдержанно негодующим тоном повествуют современники о
смуте, какую внесла опричнина в умы, непривычные к таким внутренним
потрясениям. Они изображают опричнину как социальную усобицу. Воздвигнул
царь, пишут они, крамолу междоусобную, в одном и том же городе одних людей
на других напустил, одних опричными назвал, своими собственными учинил, а
прочих земщиною наименовал и заповедал своей части другую часть людей
насиловать. Смерти предавать и домы их грабить. И была туга и ненависть
царя в миру, и кровопролитие, и казни учинились многие. Один наблюдательный
современник изображает опричнину какой-то непонятной политической игрой
царя: всю державу свою, как топором, пополам рассек и этим всех смутил,
так, божиими людьми играя, став заговорщиком против самого себя. Царь
захотел в земщине быть государем, а в опричнине остаться вотчинником,
удельным князем. Современники не могли уяснить себе этого политического
двуличия, но они поняли, что опричнина, выводя крамолу, вводила анархию,
оберегая государя, колебала самые основы государства. Направленная против
воображаемой крамолы, она подготовляла действительную. Наблюдатель, слова
которого я сейчас привел, видит прямую связь между Смутным временем, когда
он писал, и опричниной, которую помнил: «великий раскол земли всей сотворил
царь, и это разделение, думаю, было прообразом нынешнего всеземского
разногласия». Такой образ действий царя мог быть следствием не
политического расчета, а исказившегося политического понимания.
Столкнувшись с боярами, потеряв к ним всякое доверие после болезни 1553 г.
и особенно после побега князя Курбского, царь преувеличил опасность,
испугался: «за себя есми стал». Тогда вопрос о государственном порядке
превратился для него в вопрос о личной безопасности. И он, как не в меру
испугавшийся человек, закрыв глаза начал бить направо и налево, не разбирая
друзей и врагов. Значит, в направлении, какое дал царь политическому
столкновению, много виноват его личный характер, который потому и получает
некоторое значение в нашей государственной истории.
Заключение.
Опричнина Ивана Грозного была одним из печальных уроков правителям
Российского государства. Она показала, что использование террора правящей
верхушкой подрывает политический, экономический и социальный строй страны.
Хотя спустя многие столетия нечто подобное вернулось в Россию в 30-х, 50-х
годах двадцатого века при правлении коммунистов во главе со Сталиным. В
наших силах все, чтобы не повторилось больше подобного хаоса. И не
допустить прихода к власти левых оппозиций, которые создают прямую угрозу
всему населению страны. В данный момент в России, правительство борется с
международным терроризмом, это во многом предопределит положительное
развитие всех отраслей государства. Будет меньше социальных потрясений и
катаклизмов.
Первый царь допустил огромную ошибку, применив насилие, как средство
укрепления власти. Это сказалось на развитии всей России и отбросило ее в
развитии на 200 лет назад.
Есть надежда, что такого больше не повторится никогда.
Список использованной литературы:
1.Ключевский В. О. «О русской истории» Москва 1993.
2.Сахаров А. Н., Буганов В. И. «История России с древнейших времен до конца
XVII века» Москва 1997.
3.www.museum.ru Государственная Третьяковская галерея.
4.Web-узел Аскери – Асса.
Иллюстрации: Репин И. Е. “Иван Грозный и сын его Иван 16 ноября 1581,
г.,Васнецов В. М. “Царь Иван Васильевич Грозный”.
Для добавления страницы "Опричнина"в избранное нажмите Ctrl+D
|
|