«Начало и конец рокового десятилетия (1931–1941), как сообщалось в официальном издании государственного департамента США «Война и Мир. Внешняя политика Соединенных Штатов», ознаменовались актами агрессии со стороны Японской империи. Все десятилетие прошло под знаком неуклонного развития политики стремления к мировому господству со стороны Японии, Германии и Италии».

Вторая мировая война началась в 1931 г. вторжением японцев в Манчжурию под предлогом спасения Азии от коммунистической опасности. Двумя годами позже Гитлер покончил с Германской республикой под предлогом спасения Германии от коммунистической опасности. В 1935 г. Италия захватила Абиссинию, спасая ее от «большевизма и варварства». В 1936 г. Гитлер ремилитаризовал прирейнскую зону, Германия и Япония подписали антикоминтерновский пакт, а германские и итальянские войска вторглись в Испанию, все под тем же предлогом избавления от коммунистической опасности.

В 1937 г. Италия присоединилась к антикоминтерновскому пакту; Япония нанесла новый удар в Китае, захватив Бейпин, Тяньцзин и Шанхай. Еще через год Германия аннексировала Австрию. Сформировалась ось Берлин – Рим – Токио «для спасения мира от коммунизма»…

Обращаясь к Ассамблее Лиги наций в сентябре 1937 г., народный комиссар иностранных дел М. М. Литвинов сказал:

Мы знаем три государства, которые в течение последних лет совершали нападения на другие государства. При всем различии режимов, идеологии, материального и культурного уровня объектов нападения, в оправдание агрессии всеми тремя государствами приводится один и тот же мотив – борьба с коммунизмом. Правители этих государств наивно думают, что стоит им произнести слово «антикоммунизм», и все их международные злодеяния и преступления должны быть прощены.

Под маской антикоминтерновского пакта Германия, Япония и Италия шли к покорению и порабощению народов Европы и Азии.

Перед миром возникла альтернатива: либо объединение наций против нацистской, фашистской и японской агрессии и предотвращение – пока не поздно – войны, которою грозила ось; либо разлад, поочередное подчинение агрессии и неизбежная победа фашизма. Министерства пропаганды держав оси, агенты Троцкого, французские, английские, американские реакционеры объединили свои усилия в международной фашистской кампании против коллективной безопасности. Идею единого фронта против агрессии клеймили как «коммунистическую пропаганду», сбрасывали со счетов как «утопическую мечту», объявляли «подстрекательством к войне». Взамен предлагались политика умиротворения и план отвода нависшей военной угрозы путем организации коллективного нападения на Советский Союз. Умиротворители плясали под дудку нацистской Германии.

Английский премьер Невилль Чемберлен, герой политики умиротворения, заявил, что политика коллективной безопасности расколет Европу «на два вооруженных лагеря».

Нацистская газета «Нахтаусгабе» писала в феврале 1938 г.:

Нам теперь известно, что английский премьер, так же как и мы сами, считает коллективную безопасность абсурдом.

Выступая в Манчестере 10 мая 1938 г., Уинстон Черчилль возразил на это:

Нам говорят, что нельзя раскалывать Европу на два вооруженных лагеря. Значит, должен быть только один вооруженный лагерь – вооруженный лагерь диктатора – и скопище народов, уныло бродящих за его оградой, размышляя над тем, кому из них суждено быть первой жертвой и какая участь эту жертву ждет – порабощение или только эксплуатация.

В сентябре 1938 г. политика умиротворения достигла наивысшей точки. Правительства нацистской Германии, фашистской Италии, Англии и Франции подписали мюнхенское соглашение, – сбылась мечта об антисоветском «Священном союзе», которую мировая реакция лелеяла еще с 1918 г.

Соглашение оставило Россию без союзников. Франко советский пакт, краеугольный камень коллективной безопасности в Европе, был похоронен. Чешские Судеты стали частью нацистской Германии. Перед гитлеровскими полчищами широко распахнулись ворота на Восток.

«Мюнхенское соглашение, – писал Уолтер Дюранти в своей книге «Кремль и народ», – явилось для Советского Союза оскорблением, какого он не испытывал со времен Брест Литовска».

Мир ожидал германо советской войны.

Вернувшись в Англию, Невилль Чемберлен размахивал листком бумаги с подписью Гитлера и кричал:

– Вот гарантия мира для нашего поколения! За двадцать лет до этого английский шпион капитан Сидней Джордж Рейли воскликнул: «Непристойность, созданная в России, должна быть уничтожена любой ценой… Мир с Германией! Да, мир с кем угодно!.. Мир, мир любой ценой, а потом – единый фронт против истинных врагов человечества!»

11 июня 1938 г. сэр Арнольд Уилсон, сторонник Чемберлена, в палате общин заявил:

Единство нам необходимо; подлинная угроза миру исходит сейчас не от Германии и не от Италии… а от России.

Но первыми жертвами антисоветского мюнхенского соглашения оказались не народы Советского Союза. Первыми пострадали демократические народы Западной Европы. Еще раз под прикрытием антисоветского лозунга была предана демократия.

В феврале 1939 г. Англия и Франция признали фашистскую диктатуру генералиссимуса Франко законным правительством Испании. В последних числах марта, после двух с половиной лег героической борьбы с неравными силами, республиканская Испания стала фашистской провинцией.

15 марта Чехословакия прекратила свое существование как самостоятельное государство. Танковые дивизии нацистов ворвались в Прагу. Оружейные заводы Шкода и двадцать три других предприятия, то есть военная промышленность, превышавшая втрое военную промышленность Италии, перешли в собственность Гитлера. Профашистский генерал Ян Сыровы, командовавший когда то войсками интервентов в советской Сибири, передал немецкому верховному командованию арсеналы, военные склады, тысячу самолетов и все первоклассное военное снаряжение чехословацкой армии.

20 марта Литва сдала Германии свой единственный порт – Мемель.

7 апреля, в страстную пятницу, войска Муссолини переплыли Адриатику и вторглись в Албанию. Пять дней спустя король Виктор Эммануил принял албанскую корону.

Когда войска Гитлера двинулись на Чехословакию, Сталин из Москвы предостерегал английских и французских умиротворителей о том, что антисоветская политика навлечет несчастье на них самих. 10 марта 1939 г., выступая на XVIII съезде Всесоюзной коммунистической партии, Сталин говорил о том, что необъявленная война, которую державы оси под прикрытием антикоминтерновского пакта уже ведут в Европе и Азии, направлена не только против Советской России, но также, и даже в первую очередь, против интересов Англии, Франции и Соединенных Штатов.

«Войну, – сказал Сталин, – ведут государства агрессоры, всячески ущемляя интересы неагрессивных государств, прежде всего Англии, Франции, США, а последние пятятся назад и отступают, давая агрессорам уступку за уступкой. Таким образом, на наших глазах происходит открытый передел мира и сфер влияния за счет интересов неагрессивных государств без каких либо попыток отпора и даже при некотором попустительстве со стороны последних. Невероятно, но факт».

Реакционные политики западных демократий, в частности Англии и Франции, – продолжал Сталин, – отказались от политики коллективной безопасности. Вместо этого им все еще продолжала сниться антисоветская коалиция, замаскированная дипломатическими терминами: «умиротворение», «невмешательство». Но эта политика, по словам Сталина, была заранее обречена. Сталин прибавил: «…некоторые политики и деятели прессы Европы и США, потеряв терпение в ожидании „похода на Советскую Украину“, сами начинают разоблачать действительную подоплеку политики невмешательства. Они прямо говорят и пишут черным по белому, что немцы жестоко их „разочаровали“, так как, вместо того, чтобы двинуться дальше на восток, против Советского Союза, они, видите ли, повернули на. запад и требуют себе колоний. Можно подумать, что немцам отдали районы Чехословакии, как цену за обязательство начать войну с Советским Союзом, а немцы отказываются теперь платить по векселю…»

«Я далек от того, – продолжал Сталин, – чтобы морализировать по поводу политики невмешательства, говорить об измене, о предательстве и т. п. Наивно читать мораль людям, не признающим человеческой морали. Политика есть политика, как говорят старые, прожженные буржуазные дипломаты. Необходимо, однако, заметить, что большая и опасная политическая игра, начатая сторонниками политики невмешательства, может окончиться для них серьезным провалом».

Советский Союз по прежнему стремился к международному сотрудничеству против агрессоров и к реальной политике коллективной безопасности, но Сталин ясно подчеркнул, что такое сотрудничество возможно лишь на здоровой, искренней основе. Красная армия вовсе не намерена становиться орудием английских и французских «миротворцев». И наконец, если бы случилось худшее. Красная армия верит в сваю силу, и она опирается на единство и верность советского народа. Говоря словами Сталина:

«…в случае войны тыл и фронт нашей армии… будут крепче, чем в любой другой стране, о чем следовало бы помнить зарубежным любителям военных столкновений».

Но к прямому, недвусмысленному предостережению Сталина не прислушались.

В апреле 1939 г. проверка общественного мнения Англии показала, что 87 % английского населения настроено в пользу англо советского союза против нацистской Германии. Черчилль рассматривал англо советское сближение, как «вопрос жизни и смерти». В своей речи от 27 мая Черчилль заявил:

Если правительство его величества, – после того, как она пренебрегло подготовкой нашей обороны, бросило на произвол судьбы Чехословакию при всем ее военном значении, обязало нас выступить на защиту Польши и Румынии, – теперь отклоняет необходимую нам помощь России, тем самым увлекая нас на гибельный путь одной из самых гибельных войн, то это правительство не заслуживает того великодушного отношения, которое к нему проявляли его соотечественники.

29 июля Дэвид Ллойд Джордж поддержал заявление Черчилля следующими словами:

Мистер Чемберлен вел переговоры непосредственно с Гитлером. Для свидания с ним он ездил в Германию. Он и лорд Галифакс ездили также и в Рим. Они были в Риме, пили за здоровье Муссолини и говорили ему комплименты. Но кого они послали в Россию? У них не нашлось самого скромного из членов кабинета для этой цели; они просто послали чиновника министерства иностранных дел. Это оскорбление… У них нет чувства меры, они не отдают себе отчета в серьезности положения сейчас, когда мир оказался на краю бездонной пропасти…

Голос английского народа и таких государственных деятелей, как Черчилль и Ллойд Джордж, остался неуслышанным.

«Быстрый и решительный союз с Россией, – писала лондонская «Таймс», – может помешать другим переговорам»…

Лето 1939 г. было на исходе, и война в Европе надвигалась все ближе, а Вильям Стрэнг, незначительный чиновник министерства иностранных дел, посланный Чемберленом в Москву, по прежнему оставался единственным представителем Англии, уполномоченным вести непосредственные переговоры с советским правительством. Под давлением общественного мнения Чемберлену пришлось пойти еще на одну подобную комедию переговоров с Россией. 11 августа в Москву прибыла английская военная миссия для проведения объединенных штабных совещаний. Английская миссия отплыла из Лондона пароходом, делавшим 13 узлов в час; более медлительного средства сообщения нельзя было придумать. Когда миссия прибыла на место, русские выяснили, что у нее имеется не больше полномочий подписывать какие либо соглашения с советским правительством, чем у Стрэнга…

Советская Россия была обречена на полную изоляцию и одиночество перед лицом нацистской Германии, опиравшейся если не на активную, то на пассивную поддержку проникнутых мюнхенским духом правительств Европы.

Джозеф Э. Дэвис впоследствии охарактеризовал дилемму, стоявшую перед Советским Союзом, в своем письме к Гарри Гопкинсу, советнику президента Рузвельта.

В этом письме, написанном 18 июля 1941 г., бывший посол в Советском Союзе указал:

Все мои связи и наблюдения, начиная с 1936 г., позволяют мне утверждать, что. кроме президента Соединенных Штатов, ни одно правительство яснее советского правительства не видело угрозы со стороны Гитлера делу мира, не видело необходимости коллективной безопасности и союзов между неагрессивными государствами. Советское правительство готово было вступиться за Чехословакию, оно еще до Мюнхена аннулировало пакт о ненападении с Польшей для того, чтобы открыть своим войскам путь через польскую территорию на случай, если понадобится идти на помощь Чехословакии во исполнение своих обязательств по договору. Даже после Мюнхена, весной 1939 г., советское правительство согласилось объединиться с Англией и Францией, если Германия нападет на Польшу и Румынию, но потребовало созыва международной конференция неагрессивных государств, чтобы объективно и реально определить возможности каждого из них и затем оповестить Гитлера об организации единого отпора… Это предложение было отклонено Чемберленом ввиду того, что Польша и Румыния возражали против участия России…

Всю весну 1939 г. Советы добивались четкого и определенного соглашения, которое предусматривало бы единство действий и координацию военных планов, рассчитанных на то, чтобы остановить Гитлера.

Англия… отказалась дать России в отношении Прибалтийских государств те самые гарантии зашиты их нейтралитета, которые Россия давала Франции и Англии на случай нападения на Бельгию или Голландию. Советы окончательно и с полным основанием убедились, что с Францией в Англией прямее, эффективное и практически осуществимое соглашение невозможно. Им оставалось одно: заключить пакт о ненападении с Гитлером.

Через 20 лет после Брест Литовска антисоветские политики Европы вторично вынудили Советскую Россию против воли, в целях самозащиты, заключить договор с Германией.

23 августа 1939 г. между Советским Союзом и нацистской Германией был подписан договор о ненападении.