На следующий день правительство Панамы прислало мне сопровождающего, чтобы показать город. Его звали Фидель, и он сразу понравился мне. Высокий, стройный, он не скрывал, что гордился своей страной. Его прапрапрадед сражался вместе с Боливаром за независимость от Испании. Я рассказал ему, что один из моих предков — Том Пейн, и с удивлением обнаружил, что Фидель читал «Здравый смысл» в испанском переводе. Он говорил по–английски, но когда узнал, что я неплохо знаю язык его страны, то разволновался.

— Многие из ваших людей живут здесь годами и не дают себе труда изучить язык, — сказал он.

Фидель повез меня в богатый район города, который он называл Новой Панамой. Когда мы проезжали мимо небоскребов из стекла и стали, он рассказал мне, что в Панаме больше международных банков, чем в любой другой стране к югу от Рио–Гранде.

— Нас иногда называют американской Швейцарией, — сказал он. — Мы не задаем нашим клиентам лишних вопросов.

В конце дня, когда солнце клонилось к Тихому океану, мы выехали на проспект, послушно следовавший изгибам залива. Вдали виднелась длиннющая очередь из стоявших на якоре кораблей. Я спросил Фиделя, не случилось ли чего на канале.

— Это обычная картина, — сказал он с улыбкой. — Вереницы кораблей, ожидающих своей очереди. Половина из них возвращается из Японии или идет туда. Даже больше, чем в Штаты.

Я признался, что это было для меня новостью.

— Неудивительно, — ответил он. — Североамериканцы не много знают об остальном мире.

Мы остановились у живописного парка. Старинные руины были увиты бугенвиллеей. Табличка гласила, что некогда это был форт, построенный для защиты города от английских пиратов. Какое–то семейство готовилось к вечернему пикнику: отец, мать, сын, дочь и пожилой человек, должно быть дедушка. Внезапно мне страшно захотелось погрузиться в то спокойствие, которое, казалось, окутывало эту семью. Когда мы проходили мимо них, они заулыбались, помахали нам рукой и поздоровались на английском. Я поинтересовался, не туристы ли они. Они рассмеялись. Мужчина подошел к нам.

— Я представитель третьего поколения нашей семьи в зоне Канала, — гордо объяснил он. — Мой прадед приехал сюда через три года после окончания строительства. Он был водителем мула. Так называли трактора–тягачи, которые тянули корабли через систему шлюзов. — Он указал на пожилого мужчину, который помогал детям накрывать стол для пикника. — Мой отец уже был инженером, я пошел по его стопам.

Женщина помогала тестю и детям накрывать на стол. Солнце за их спинами погрузилось в голубую воду. Сцена была наполнена идиллической красотой и напоминала картину Монэ. Я спросил мужчину, были ли они гражданами США.

Он недоверчиво посмотрел на меня.

— Конечно. Зона Канала — это территория Соединенных Штатов.

В это время мальчик подбежал к отцу сообщить, что ужин готов.

— Ваш сын станет четвертым поколением? Мужчина молитвенно сложил руки и воздел их к небу:

— Каждый день молюсь Богу, чтобы Он дал нам эту возможность. Это просто чудесно — жить в зоне Канала. — Опустив руки, он посмотрел на Фиделя. — Надеюсь, что еще лет пятьдесят мы сможем здесь удержаться. Этот деспот Торрихос мутит воду. Опасный человек.

Внезапно я как будто почувствовал толчок. Я сказал ему по–испански:

— До свидания. Надеюсь, вы и ваша семья хорошо проведете здесь время и много узнаете о культуре Панамы.

Мужчина с отвращением посмотрел на меня.

— Я не говорю по–испански, — сказал он. Резко повернувшись, он направился к своей семье.

Фидель подошел ко мне, положил руку на плечо и крепко его пожал.

— Спасибо, — сказал он.

Когда мы вернулись в город, Фидель повез меня в район трущоб.

— Это у нас не самые страшные, — сказал он, — но и по ним кое о чем можно судить.

Через улицы, застроенные деревянными лачугами, протянулись канавы, наполненные стоялой водой. Полуразвалившиеся хибары напоминали сгнившие лодки, затопленные в выгребных ямах. К машине подбежали дети с раздутыми животами, и она наполнилась запахом гнили и нечистот. Когда машина замедлила ход, они сбились на мою сторону и, называя меня дядей, стали просить милостыню. Это напомнило мне Джакарту.

Стены были покрыты граффити. Некоторые из них изображали традиционные сердца с именами влюбленных внутри, однако большая часть представляла собой лозунги, основным содержанием которых была ненависть к Соединенным Штатам: «Убирайтесь домой, гринго», «Хватит гадить в наш канал», «Дядя Сэм, рабовладелец» и «Скажите Никсону, что Панама — это не Вьетнам». Однако больше остальных меня заставил поежиться вот этот: «Смерть за свободу — это дорога к Христу». Между лозунгами были наклеены портреты Омара Торрихоса.

— Теперь на другую сторону, — сказал Фидель. — У меня есть соответствующие документы, вы — гражданин США, так что можем ехать.

Под алеющим небом мы въехали в зону Канала. Я считал, что был готов к этому, но на самом деле это оказалось не так.

Роскошь била в глаза: солидные белые здания, ухоженные газоны, шикарные дома, поля для гольфа, магазины и театры.

— Вот вам сухие факты, — сказал Фидель. — Все, что находится здесь, является собственностью США. Все частные предприятия — супермаркеты, парикмахерские, салоны красоты, рестораны — все они не подчиняются законам Панамы и не платят налоги. Семь полей для гольфа на восемнадцать лунок, почтовые отделения США, американские суды и школы. Самое настоящее государство в государстве.

— Какое унижение!

Фидель пристально взглянул на меня, как будто оценивая мои слова.

— Да, — согласился он. — Очень подходящее слово. Вон там, — он указал на город, — доход на душу населения составляет менее тысячи долларов в год, уровень безработицы — тридцать процентов. Конечно, в трущобах, которые мы с вами видели, никто и близко к тысяче не получает и почти все безработные.

— И что предпринимается?

Обернувшись, он посмотрел на меня взглядом, в котором раздражение сменилось грустью.

— А что можно сделать? — Он покачал головой. — Я не знаю. Но я скажу вот что: Торрихос пытается что–то сделать. Я–то думаю, что это для него смерть, но он точно делает все, что в его силах. Это человек, который готов погибнуть за свой народ.

Когда мы выезжали из зоны Канала, Фидель улыбнулся:

— Вы любите танцевать? — Не дожидаясь ответа, он продолжил: — Давайте поужинаем где–нибудь, и потом я покажу еще одно лицо Панамы.